Самый поразительный в моей жизни сон, забыть о котором и по сей день не могу,хотя с тех пор утекли десятки лет, был напрямую связан с Иваном Андреевичем Буниным, чьё 140-летие сегодня отмечается.
Днём я увидел на книжном прилавке книжку о творчестве И.А. - небольшую, в тонкой обложке,на которой в ультрамариновых тонах был изображён его крупный план в шляпе.Я купил её , принёс домой, полистал и отложил чтение до лучших времён.
А ночью мне приснился И.А. - совершенно не синий, в той самой шляпе и добротном пальто, он сидел на садовой скамье, на которой каким-то образом оказался и я, и, поигрывая тростью с инкрустированным набалдашником, серьёзно разговаривал со мной о литературе.Пикантность ситуации была в том, что мы обсуждали с ним (пардон за тавтологию) наиболее пикантный том его собрания сочинений - 7-й, но делали это на редкость целомудренно и серьёзно. Потом он взглянул на часы (карманные, на серебрянной цепочке), извинился, пригласил меня "как-нибудь продолжить столь ценную и познавательную беседу" и ушёл. А я - проснулся.И долго отказывался верить, что мне всё это приснилось. В ушах звучал его голос, запомнились даже отдельные фразы - сейчас, правда, уже не вспомню... Но - помнил ведь, клянусь!
А впервые эту историю я рассказал своему товарищу на кладбище Сент-Женевьев де Буа, у могилы Ивана Андреевича, у которой остановился с тайной мыслью продолжить с классиком неспешную ночную беседу, но подошёл товарищ и вместо задуманной беседы я поведал ему свой старый сон.
Днём я увидел на книжном прилавке книжку о творчестве И.А. - небольшую, в тонкой обложке,на которой в ультрамариновых тонах был изображён его крупный план в шляпе.Я купил её , принёс домой, полистал и отложил чтение до лучших времён.
А ночью мне приснился И.А. - совершенно не синий, в той самой шляпе и добротном пальто, он сидел на садовой скамье, на которой каким-то образом оказался и я, и, поигрывая тростью с инкрустированным набалдашником, серьёзно разговаривал со мной о литературе.Пикантность ситуации была в том, что мы обсуждали с ним (пардон за тавтологию) наиболее пикантный том его собрания сочинений - 7-й, но делали это на редкость целомудренно и серьёзно. Потом он взглянул на часы (карманные, на серебрянной цепочке), извинился, пригласил меня "как-нибудь продолжить столь ценную и познавательную беседу" и ушёл. А я - проснулся.И долго отказывался верить, что мне всё это приснилось. В ушах звучал его голос, запомнились даже отдельные фразы - сейчас, правда, уже не вспомню... Но - помнил ведь, клянусь!
А впервые эту историю я рассказал своему товарищу на кладбище Сент-Женевьев де Буа, у могилы Ивана Андреевича, у которой остановился с тайной мыслью продолжить с классиком неспешную ночную беседу, но подошёл товарищ и вместо задуманной беседы я поведал ему свой старый сон.