В продолжение разгадки ТЕСТА 70-го:
«В начале 50-х в «Смене» вышел фельетон «Джон с Горохового переулка» о моём друге, позже лётчике-космонавте. Через неделю пошёл шквал. «Смена», «Ленинградская правда» (больше газет не было) наперебой печатали сатиры «Плесень», «Золотая молодёжь», «Выродки» и т.д. –это обо мне и моём друге светлой памяти геологе Темпе Смирнове. Мы – дети Невского проспекта, я жил на Стремянной, Темп – на Ракова. Мы ходили в башмвках на толстой подошве, в узких брюках, в галстуках, носили волосы «коком». Хочу отметить особую роль Владимира Ивановича – блестящего мастера-закройщика с Суворовского проспекта, он нас обшивал. Галстуки – вот что привело газеты в бешенство. Аппаратчики и все чиновники из ВЛКСМ ходили ещё во френчах, без сорочек. Хрущёв впервые надел галстук, едя в Америку. Собирались мы в столовой у Дома искусств. Я не могу писать дальше о меню и блюдах, которые там давали – сердце бедное трепещет. Через несколько дней отряд невских денди в составе одиннадцати человек был разгромлен ленинградской милицией, а также полным составом артиллерийского и какого-то военно-политического училища.
Такова предыстория песни
«Летел Литейный…». Её пели долго последующие полки хиппи и студентов. Так что любовный мотив тут несуществен, это скорее тризна, плач по собственному покрою юности и о наступлении волюнтаризма в одежде, еде, любви, в книгах и в вине. Я грущу по вину.
А моды на авторскую песню тогда не было, пели песни советских композиторов, не было ещё Булата Окуджавы, был один Глеб Горбовский с его «Фонариками» и их пела вся страна, вообще в них нечто старинное, из кинофильма или из цыганского хора.
Я не только не работал над песнями, но даже не записывал их. Вообще-то мы тогда легко относились к авторству. Я видел свои песни под другими фамилиями, если хотят – могу подарить..
В моих романсах музыка полузаимствованная, она на бывший мотив или смесь из разных., так «Летел Литейный» - вариация «Аргентинского танго» Чарли Чаплина и мой мотив. Настоящие музыканты городских песен – только Булат Окуджава, Новелла Матвеева и Александр Мирзоян, у остальных, конечно, не музыка, а напев, это может сочинить (и сочиняет) почти каждый.
Я не «песенник», у меня штук десять их, да и то тридцати-сорокалетней давности, да и неинтересны они мне, так, для архива времени. Из этого жанра до сих пор кое-как живёт среди солдат «Вечер солнце зарыл». Остальные почти исчезли. Да в Канаде поют мой «Марш белой гвардии», но это я писал специально для театра Ленинского комсомола (спектакль «Дни Турбинных»).
Сейчас я песен не пишу, потерял слух , и читать партитуры разучился.
Судьба жанра бесперспективна, как рисунки на песке. Но поют люди…